"Водовоз Степан Грибоедов."
читать дальшеВ отдалённом совхозе “Победа”
Был потрёпанный старенький ЗИЛ,
И при нём был Степан Грибоедов,
И на ЗИЛе он воду возил.
Он с работой справлялся отлично,
Был по обыкновению пьян,
В общем, был человек он обычный,
Водовоз Грибоедов Степан.
После бани он бегал на танцы.
Так и жил бы, как жил до сих пор…
Но случился в деревне сеансом
Выдающийся гипнотизёр.
На заплёванной маленькой сцене
Он буквально творил чудеса!
Мужики выражали сомненье,
И таращили бабы глаза.
Он над бедным народом смеялся,
И тогда, чтоб развеять обман,
Из последнего ряда поднялся
Водовоз Грибоедов Степан.
Он бесстрашно взошёл на эстраду,
И в мгновение был поражён
Гипнотическим опытным взглядом,
Точно финским точёным ножом…
И поплыли знакомые лица,
И приснился невиданный сон:
Видит он небо Аустерлица,
Он не Стёпка, а Наполеон.
Распалённый горячим азартом,
Он лупил в полковой барабан.
Был неистовым он Бонапартом,
Водовоз Грибоедов Степан!
Пели ядра, и в пламени битвы
Доставалось своим и врагам!
Он плевался словами молитвы
Незнакомым французским богам.
Бой окончен! Трубите победу!
Враг повержен! Гвардейцы – шабаш!...
Покачнулся Степан Грибоедов,
И слетела минутная блажь…
На заплёванной сцене райклуба
Он стоял, как стоял до сих пор,
А над ним скалил жёлтые зубы
Выдающийся гипнотизёр.
Он домой возвратился под вечер,
И глушил самогон до утра.
Всюду слышался запах картечи,
И повсюду кричали “Ура!”…
Спохватились о нём только в среду,
Дверь сломали и в хату вошли…
А на них водовоз Грибоедов,
Улыбаясь, смотрел из петли.
Он смотрел голубыми глазами,
Треуголка упала из рук,
И на нём был залитый слезами
Императорский серый сюртук.
Петербургская свадьба
читать дальшеПосвящается Т.Кибирову
Звенели бубенцы. И кони в жарком мыле
Тачанку понесли навстречу целине.
Тебя, мой бедный друг, в тот вечер ослепили
Два черных фонаря под выбитым пенсне.
Там шла борьба за смерть. Они дрались за место
И право наблевать за свадебным столом.
Спеша стать сразу всем, насилуя невесту,
Стреляли наугад и лезли напролом.
Сегодня город твой стал праздничной открыткой.
Классический союз гвоздики и штыка.
Заштопаны тугой, суровой, красной ниткой
Все бреши твоего гнилого сюртука.
Под радиоудар московского набата
На брачных простынях, что сохнут по углам,
Развернутая кровь, как символ страстной даты,
Смешается в вине с грехами пополам.
Мой друг, иные здесь. От них мы недалече.
Ретивые скопцы. Немая тетива.
Калечные дворцы простерли к небу плечи.
Из раны бьет Нева. Пустые рукава.
Подставь дождю щеку в следах былых пощечин.
Хранила б нас беда, как мы ее храним.
Но память рвется в бой. И крутится, как счетчик,
Снижаясь над тобой и превращаясь в нимб.
Вот так скрутило нас и крепко завязало
Красивый алый бант окровленным бинтом.
А свадьба в воронках летела на вокзалы.
И дрогнули пути. И разошлись крестом.
Усатое "ура" чужой, недоброй воли
Вертело бот Петра в штурвальном колесе.
Искали ветер Невского да в Елисейском поле
И привыкали звать Фонтанкой - Енисей.
Ты сводишь мост зубов под рыхлой штукатуркой,
Но купол лба трещит от гробовой тоски.
Гроза, салют и мы! - и мы летим над Петербургом,
В решетку страшных снов врезая шпиль строки.
Летим сквозь времена, которые согнули страну
в бараний рог и пили из него.
Все пили за него - и мы с тобой хлебнули
За совесть и за страх.
За всех. За тех, кого слизнула языком шершавая блокада.
За тех, кто не успел проститься, уходя.
Мой друг, спусти штаны и голым Летним садом
Прими свою вину под розгами дождя.
Поправ сухой закон, дождь в мраморную чашу
Льет черный и густой осенний самогон.
Мой друг "Отечество" твердит как "Отче наш",
Но что-то от себя послав ему вдогон.
За окнами - салют. Царь-Пушкин в новой раме.
Покойные не пьют, да нам бы не пролить.
Двуглавые орлы с побитыми крылами
Не могут меж собой корону поделить.
Подобие звезды по образу окурка.
Прикуривай, мой друг, спокойней, не спеши.
Мой бедный друг, из глубины твоей души
Стучит копытом сердце Петербурга.