Жизнь-дерьмовая игра, но с офигенной графикой.
"Водовоз Степан Грибоедов."
читать дальшеВ отдалённом совхозе “Победа”
Был потрёпанный старенький ЗИЛ,
И при нём был Степан Грибоедов,
И на ЗИЛе он воду возил.
Он с работой справлялся отлично,
Был по обыкновению пьян,
В общем, был человек он обычный,
Водовоз Грибоедов Степан.
После бани он бегал на танцы.
Так и жил бы, как жил до сих пор…
Но случился в деревне сеансом
Выдающийся гипнотизёр.
На заплёванной маленькой сцене
Он буквально творил чудеса!
Мужики выражали сомненье,
И таращили бабы глаза.
Он над бедным народом смеялся,
И тогда, чтоб развеять обман,
Из последнего ряда поднялся
Водовоз Грибоедов Степан.
Он бесстрашно взошёл на эстраду,
И в мгновение был поражён
Гипнотическим опытным взглядом,
Точно финским точёным ножом…
И поплыли знакомые лица,
И приснился невиданный сон:
Видит он небо Аустерлица,
Он не Стёпка, а Наполеон.
Распалённый горячим азартом,
Он лупил в полковой барабан.
Был неистовым он Бонапартом,
Водовоз Грибоедов Степан!
Пели ядра, и в пламени битвы
Доставалось своим и врагам!
Он плевался словами молитвы
Незнакомым французским богам.
Бой окончен! Трубите победу!
Враг повержен! Гвардейцы – шабаш!...
Покачнулся Степан Грибоедов,
И слетела минутная блажь…
На заплёванной сцене райклуба
Он стоял, как стоял до сих пор,
А над ним скалил жёлтые зубы
Выдающийся гипнотизёр.
Он домой возвратился под вечер,
И глушил самогон до утра.
Всюду слышался запах картечи,
И повсюду кричали “Ура!”…
Спохватились о нём только в среду,
Дверь сломали и в хату вошли…
А на них водовоз Грибоедов,
Улыбаясь, смотрел из петли.
Он смотрел голубыми глазами,
Треуголка упала из рук,
И на нём был залитый слезами
Императорский серый сюртук.
Петербургская свадьба
читать дальшеПосвящается Т.Кибирову
Звенели бубенцы. И кони в жарком мыле
Тачанку понесли навстречу целине.
Тебя, мой бедный друг, в тот вечер ослепили
Два черных фонаря под выбитым пенсне.
Там шла борьба за смерть. Они дрались за место
И право наблевать за свадебным столом.
Спеша стать сразу всем, насилуя невесту,
Стреляли наугад и лезли напролом.
Сегодня город твой стал праздничной открыткой.
Классический союз гвоздики и штыка.
Заштопаны тугой, суровой, красной ниткой
Все бреши твоего гнилого сюртука.
Под радиоудар московского набата
На брачных простынях, что сохнут по углам,
Развернутая кровь, как символ страстной даты,
Смешается в вине с грехами пополам.
Мой друг, иные здесь. От них мы недалече.
Ретивые скопцы. Немая тетива.
Калечные дворцы простерли к небу плечи.
Из раны бьет Нева. Пустые рукава.
Подставь дождю щеку в следах былых пощечин.
Хранила б нас беда, как мы ее храним.
Но память рвется в бой. И крутится, как счетчик,
Снижаясь над тобой и превращаясь в нимб.
Вот так скрутило нас и крепко завязало
Красивый алый бант окровленным бинтом.
А свадьба в воронках летела на вокзалы.
И дрогнули пути. И разошлись крестом.
Усатое "ура" чужой, недоброй воли
Вертело бот Петра в штурвальном колесе.
Искали ветер Невского да в Елисейском поле
И привыкали звать Фонтанкой - Енисей.
Ты сводишь мост зубов под рыхлой штукатуркой,
Но купол лба трещит от гробовой тоски.
Гроза, салют и мы! - и мы летим над Петербургом,
В решетку страшных снов врезая шпиль строки.
Летим сквозь времена, которые согнули страну
в бараний рог и пили из него.
Все пили за него - и мы с тобой хлебнули
За совесть и за страх.
За всех. За тех, кого слизнула языком шершавая блокада.
За тех, кто не успел проститься, уходя.
Мой друг, спусти штаны и голым Летним садом
Прими свою вину под розгами дождя.
Поправ сухой закон, дождь в мраморную чашу
Льет черный и густой осенний самогон.
Мой друг "Отечество" твердит как "Отче наш",
Но что-то от себя послав ему вдогон.
За окнами - салют. Царь-Пушкин в новой раме.
Покойные не пьют, да нам бы не пролить.
Двуглавые орлы с побитыми крылами
Не могут меж собой корону поделить.
Подобие звезды по образу окурка.
Прикуривай, мой друг, спокойней, не спеши.
Мой бедный друг, из глубины твоей души
Стучит копытом сердце Петербурга.
читать дальшеВ отдалённом совхозе “Победа”
Был потрёпанный старенький ЗИЛ,
И при нём был Степан Грибоедов,
И на ЗИЛе он воду возил.
Он с работой справлялся отлично,
Был по обыкновению пьян,
В общем, был человек он обычный,
Водовоз Грибоедов Степан.
После бани он бегал на танцы.
Так и жил бы, как жил до сих пор…
Но случился в деревне сеансом
Выдающийся гипнотизёр.
На заплёванной маленькой сцене
Он буквально творил чудеса!
Мужики выражали сомненье,
И таращили бабы глаза.
Он над бедным народом смеялся,
И тогда, чтоб развеять обман,
Из последнего ряда поднялся
Водовоз Грибоедов Степан.
Он бесстрашно взошёл на эстраду,
И в мгновение был поражён
Гипнотическим опытным взглядом,
Точно финским точёным ножом…
И поплыли знакомые лица,
И приснился невиданный сон:
Видит он небо Аустерлица,
Он не Стёпка, а Наполеон.
Распалённый горячим азартом,
Он лупил в полковой барабан.
Был неистовым он Бонапартом,
Водовоз Грибоедов Степан!
Пели ядра, и в пламени битвы
Доставалось своим и врагам!
Он плевался словами молитвы
Незнакомым французским богам.
Бой окончен! Трубите победу!
Враг повержен! Гвардейцы – шабаш!...
Покачнулся Степан Грибоедов,
И слетела минутная блажь…
На заплёванной сцене райклуба
Он стоял, как стоял до сих пор,
А над ним скалил жёлтые зубы
Выдающийся гипнотизёр.
Он домой возвратился под вечер,
И глушил самогон до утра.
Всюду слышался запах картечи,
И повсюду кричали “Ура!”…
Спохватились о нём только в среду,
Дверь сломали и в хату вошли…
А на них водовоз Грибоедов,
Улыбаясь, смотрел из петли.
Он смотрел голубыми глазами,
Треуголка упала из рук,
И на нём был залитый слезами
Императорский серый сюртук.
Петербургская свадьба
читать дальшеПосвящается Т.Кибирову
Звенели бубенцы. И кони в жарком мыле
Тачанку понесли навстречу целине.
Тебя, мой бедный друг, в тот вечер ослепили
Два черных фонаря под выбитым пенсне.
Там шла борьба за смерть. Они дрались за место
И право наблевать за свадебным столом.
Спеша стать сразу всем, насилуя невесту,
Стреляли наугад и лезли напролом.
Сегодня город твой стал праздничной открыткой.
Классический союз гвоздики и штыка.
Заштопаны тугой, суровой, красной ниткой
Все бреши твоего гнилого сюртука.
Под радиоудар московского набата
На брачных простынях, что сохнут по углам,
Развернутая кровь, как символ страстной даты,
Смешается в вине с грехами пополам.
Мой друг, иные здесь. От них мы недалече.
Ретивые скопцы. Немая тетива.
Калечные дворцы простерли к небу плечи.
Из раны бьет Нева. Пустые рукава.
Подставь дождю щеку в следах былых пощечин.
Хранила б нас беда, как мы ее храним.
Но память рвется в бой. И крутится, как счетчик,
Снижаясь над тобой и превращаясь в нимб.
Вот так скрутило нас и крепко завязало
Красивый алый бант окровленным бинтом.
А свадьба в воронках летела на вокзалы.
И дрогнули пути. И разошлись крестом.
Усатое "ура" чужой, недоброй воли
Вертело бот Петра в штурвальном колесе.
Искали ветер Невского да в Елисейском поле
И привыкали звать Фонтанкой - Енисей.
Ты сводишь мост зубов под рыхлой штукатуркой,
Но купол лба трещит от гробовой тоски.
Гроза, салют и мы! - и мы летим над Петербургом,
В решетку страшных снов врезая шпиль строки.
Летим сквозь времена, которые согнули страну
в бараний рог и пили из него.
Все пили за него - и мы с тобой хлебнули
За совесть и за страх.
За всех. За тех, кого слизнула языком шершавая блокада.
За тех, кто не успел проститься, уходя.
Мой друг, спусти штаны и голым Летним садом
Прими свою вину под розгами дождя.
Поправ сухой закон, дождь в мраморную чашу
Льет черный и густой осенний самогон.
Мой друг "Отечество" твердит как "Отче наш",
Но что-то от себя послав ему вдогон.
За окнами - салют. Царь-Пушкин в новой раме.
Покойные не пьют, да нам бы не пролить.
Двуглавые орлы с побитыми крылами
Не могут меж собой корону поделить.
Подобие звезды по образу окурка.
Прикуривай, мой друг, спокойней, не спеши.
Мой бедный друг, из глубины твоей души
Стучит копытом сердце Петербурга.